Нижнее течение Клязьмы местность особая. Там в пойме реки и по ее притокам просто рассыпаны места силы. Начиная примерно от Мстеры и далее к Вязникам и Горховцу вплоть до впадения Клязьмы в Оку, сплошняком идет зона, в которой – куда ни кинь взгляд, всюду замечаешь что-нибудь необычное. Даже в городах.
Вот, скажем, Вязники – место по определению затоптанное, райцентр. Но и здесь, бродя по холмам и оврагам, обнаруживаешь места, в которых когда-то явно были святилища местных богов. Давно, еще, может быть, до того, как здесь появился пограничный пункт Владимиро-Суздальского княжества Ярополч. Он впоследствии был съеден торговой Вязниковской слободой, но ведь не случайно именно здесь явилась чудотворная Вязниковская Казанская Богородица (икона сохранилась). И не случайно здесь возник Благовещенский монастырь. Его настоятельница матушка Серафима приодела своих подопечных в синие ряски в белый горошек. Очень нарядно. Дай Бог здоровья и удачи матушке Серафиме. Между прочим, она мне рассказала и о Серапионовой пустыни. Это за Клязмой, на озере, ну, вы найдете.
По дороге туда я заблудился среди лугов и кустарников Клязьминской поймы. Это совсем нетрудно, поскольку местные жители очень приблизительно знают, что творится у них за околицей, а тамошние проселки имеют досадное свойство исчезать и двоиться. Проплутав часа два, выехал к озеру (как оказалось – Николе) и нашел на нем рыбака, который объяснил, как проехать к монастырю, и добавил: «Счастливые люди – живут, ни от кого не зависят. Лошади у них, куры, козы. Всем бы так». Я спросил: так за чем дело стало? Ответ: «Нельзя же без бабы». Исчерпывающе! На прощанье я сказал человеку: счастливо. А он: «Да какой, блядь, счастливо! Счастливо… Ты смотри жизнь какая». Боюсь, этот рыбак не найдет счастья в жизни даже с бабой в монастыре.
Серапионова пустынь место, конечно, красивое, сильное, но уж очень печальное. Просто выть хочется. Даже не знаю, как там люди живут (я насчитал троих). Один из них мне сказал, что большевики расстреляли здешних монахинь. Может быть, их неприкаянные души витают над этой болотистой местностью. На мои расспросы об истории пустыни ясных ответов я не получил. Но мне дали ксерокопию брошюры «Историческое описание Серапионовой пустыни», изданной в 1914 году во Владимире. В ней написано, что в начале 17-го века монастырь основал неизвестно откуда пришедший монах по имени Серапион (в миру Сергий). Автор называет его преподобным (святым из монашествующих), однако сам же и сетует, что ни жития, ни иконы, ни могилы от него не осталось. Только имя и монастырь, построенный на деньги новгородского посадника Щила, о котором повествует некий рукописный Синодик. Этот посадник страшно разбогател «даяще серебро в лихву» и решил часть своего ростовщического барыша пожертвовать на монастырь. В Синодике поминается также суздальский архиепископ Серапион, что наводит на подозрение: уж не он ли дал свое имя обители, профинансированной Щилом, который, впрочем, вряд ли когда-нибудь существовал.
В общем, в брошюре можно обнаружить крупицы смысла, из которых могла бы возникнуть жизнеспособная легенда о происхождении Серапионовой пустыни, но – не успела. В 1749 году на обитель напали разбойники и так основательно ее разорили, что пять оставшихся в ней монахов перешли в Суздальский Спасо-Ефимьев монастырь. А тут еще подоспел учиненный императрицей Екатериной II разгром монастырей (1764 год). Серапионова пустынь была закрыта. Монастырская Троицкая церковь превращена в приходскую. А село, которое возникло в том месте, стало официально именоваться Упраздненная Серапионова Пустынь.
Но свято место пусто не бывает. В 1844 году в брошенный монастырь пришли девять жительниц Вязниковского уезда (вдов и девиц), поселились недалеко от Троицкой церкви, стали жить трудом своих рук и подаянием. При этом особенно отмечается то, что женщины составили отличный хор, который стал привлекать ценителей со всей округи. А в 1860 году к ним подтянулась из Нижнего Новгорода предприимчивая монахиня по имени Агафия. И весьма энергично взялась за создание женской обители. До сих пор девицы жили без всякого устава, в разваливающихся домиках, которые стояли отчасти на церковной земле, а отчасти – на помещичьей. Агафия же нашла денег на то, чтобы выкупить помещичью землю и построить большой келейный корпус. Положила устав по образцу устава Саровской пустыни. Построила всех. Завела огороды, коров, лошадь, прочую живность. И вскоре у Троицкой пустынской церкви спасалось уже восемнадцать певуний.
Строго говоря, это не был еще монастырь. Согласно определению Святейшего Синода от 19.03.1892 года это была женская богадельня. Однако ее попечитель московский купец Малинин прилагал все усилия к повышению статуса обители. В 1904 году он обратился к церковным властям с просьбой разрешить построить в Серапионовой богадельне домовый храм (на свои собственные деньги). К 1906 году он был готов. Интересно, что храм этот был сооружен Алексеем Малининым «в ознаменование всерадостного события – рождения Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и Великого Князя Алексея Николаевича». И освещен во имя святителя Алексия, митрополита московского. Что и предопределило судьбу храма. Большевики взорвали его. Теперь на том месте лишь груды кирпича. А Троицкая церковь стоит. И вокруг нее зарождается новая монашеская община.
Я так и не выяснил, является ли уже сейчас Серапионова пустынь официально действующим монастырем. Однако понятно, что это место находится под опекой церковных. Троицкую церковь, до которой не так-то легко добраться, ремонтируют, пусть и медленно. Да и монахи там явно не самодеятельные. И вот я думаю: почему РПЦ хватает все новые и новые места и заселяет их своими людьми? Что это – инстинктивное хватание недвижимости без какой-либо определенной цели или тут есть осмысленная программа, скажем так: социальная?
Представим себе ситуацию: пройдет не так уж много времени, нынешняя власть украдет и продаст все, что только возможно, деньги переведет на Запад, сама туда переедет. А нас здесь оставит. Без средств к существованию. К этому, в общем, идет. По крайней мере, многие верят в такой сценарий. И эти верующие должны задумываться о том, как в таких условиях жить. Вот они и думают: полезные ископаемые, рентабельные предприятия и плодородные земли принадлежат иностранцам, те, кто на них работает, еще как-то перебьются, но таких очень мало. А остальные? Куда их? Хорошо, конечно, что рождаемость падает, но народу в России все-таки пока слишком много. Пропускать лишние рты через лагеря смерти, конечно, не будут. Но и бесплатно кормить этот ленивый ни на что не годный народ тоже не годится. Значит, придется ему самому как-то спасаться. А тут уже готова для этого инфраструктура: монастыри. Приходи и работай за пищу, койку, душевный комфорт. Кто не придет, тот умрет. Потому что нищенствовать и бунтовать никто не позволит.
Это, разумеется, слишком уж мрачный сценарий, но исключать его не стоит. Хотя бы потому, что от власти всего можно ждать. К тому же явно есть люди, которые не только его не исключают, но и готовятся действовать по нему. Некоторые из них имеют касательство к Церкви. И тогда понятно, зачем открывается столько пока что практически пустующих монастырей (их число уже приближается к тысяче). Тут все дело в перце, в том, что людям со временем некуда будет податься. И они сами придут в монастырь. Вот только я не уверен, что в подготовленной Церковью монастырской сети, поселятся именно православные.
Так уже было в России: монастырская инфраструктура, после екатерининского погрома возродившаяся в модернизированных формах, попала в руки большевиков и стала ими использоваться. Причем – в социальных целях. Во-первых, для изоляции нежелательного элемента, во-вторых, для его перековки (перевоспитания), и в третьих, для концентрации и использования трудовых ресурсов. И то, и другое, и третье вытекает из самой монастырской идеологии и практики. Во-первых, монастырь – это изолятор (правда, предполагающий добровольный отказ от мира). Во-вторых, в нем происходит перековка бренной души (исполненной земных страстей и прочей скверны) в душу, готовую к Царству Небесному. В третьих, монастырские общины всегда мыслились чем-то вроде трудовых армий.
В 19-м веке стали распространены трудовые монастыри и общины, где настоящих монашествующих было не так уж много, но было много работников. В мужских монастырях в основном работали так называемые трудники, нанимавшиеся к монахам за пищу и кров. Например, в знаменитом Соловецком монастыре в начале 19-го века трудников в год бывало от 20 до 50, а в 1900 году было уже 796 человек. Скоро сюда придут заключенные. Подобного рода процессы так или иначе шли всюду. Василий Немирович-Данченко, побывавший на Валааме в 1876 году, написал: «Здесь пока социализм нашел беспрепятственное осуществление своей идеи». Женские трудовые общины были еще интересней. В них обычно только настоятельницы имели монашеский сан, а все остальные были послушницами, то есть – рабочими пчелками. Этих духовных работниц в разных общинах могло быть и 10, и 500. В Шамордино доходило до 1000. Некоторые из таких общин были успешными производствами. Серапионова богадельня, ставшая в 1912 году Серапионовской Алексеевской женской общиной, приносила в год всего 100 рублей, но, если бы не революция, могла бы и раскрутиться.
По сути подобного рода монастырские общины (а они бывали не только женские) представляли собой социальный инновационный проект, естественным образом вызревший в недрах российского общества. Большевики его только перехватили и внедрили в масштабах целой страны, изъяв, правда, Бога и свободную волю. Но если бы победил какой-нибудь, скажем, Корнилов, было бы примерно то же самое. Может быть, с Богом. Может даже, со свободой выбора, но только такой: добровольно прийти в трудовой монастырь или умереть с голоду. Такой социализм был почти неизбежен. Просто потому, что любой власти в тех экстремальных условиях пришлось бы действовать в рамках логики (или лучше сказать: архетипики), предполагающей создание особого типа социальности, скажем так, монастыреобразной.
Что же касается монастырских общин, уготованных нам нынешней властью, то они вовсе не обязательно будут безбожными и подневольными. Хотя религия будет, конечно, не православной (зря попы мылятся). Скорей всего это будет каким-нибудь вариантом шаманизма со всякого рода некромантией и камланиями, с культом икон и святых любых исповеданий, с виртуальной реальностью в качестве потустороннего, с психоделиками для переживания чудес. Аскетизм будет, но в меру необходимости. Проживание полов – совместное. Совокупление – не возбраняется. Младенцев будут сдавать государству. Все будет так, что даже рыбаку с озера Никола придется поверить в счастье. Пожалуй, я не шучу.
Хроники возрождения
